Энциклопедия советской торговлиВоистину, сытая жизнь отупляет человека. У него пропадает всякий стимулизобретать, выдумывать, пробовать, наконец – доставать. Доставать всетак, как доставали все мы, люди, пережившие (к счастью пережившие, иоставшиеся при этом в живых) эпоху дефицита. Тотального дефицита всего.Когда в магазине в наличии были только прилавки и тележки. Когда человеквставал в очередь, еще не зная, за чем она стоит. Когда мы сутками немыли руки, дабы невзначай не смыть записанный на запястье номер в спискеза телевизором "Шилялис" или мебельной стенкой "Ольховка-декор". И ведь какие люди окружали нас в те времена. Какие актеры работали вэтом театре тотального абсурда. Попробовал бы Константин Сергеевичкрикнуть кому-нибудь из них свое знаменитое "Не верю!" - егомоментально смела бы волна всенародного гнева. В начале 90-х, пытаясь как-то выжить и спасти молодую семью от голода, янаступил на горло собственной песне и, уйдя из одного театральногоинститута (школы-студии МХАТ) поступил в другой, по тем временамзначительно более престижный. Назывался он "Универсальныйпродовольственный магазин № 38", в простонародье – "Яма". Там янекоторое время переходил с факультета на факультет, пока не закрепилсяна мясном. Господи, кого мы там только не играли, лучше и невспоминать... Какие сцены разыгрывались, и в очередях, и за прилавком, ина дебаркадере, где шла разгрузка дефицита. Безусловным корифеем нашего театра был мясник Миша. Описывать еговнешность нет никакой нужды. Достаточно представить себе классическогомясника, невысокого, кряжистого, с кулаком в головусреднестатистического студента и вы получите нашего Мишу, самоговеликого (из известных мне) артиста нашего московского микрорайона. Этобыл безусловный талант, которым восхищался весь универсам. На одинтолько его "номер с косточкой" сходились посмотреть все продавцы. Представление давалось обычно раз в неделю. Заранее его никто неанонсировал, поэтому редко кому удавалось наблюдать его с самого начала.Поскольку я сам стоял у прилавка, за и перед которым проходило действо,мне посчастливилось наблюдать его неоднократно. Однако я с удовольствиемкаждый раз просматривал его заново, подмечая новые черточки мишинойигры. Начиналось все с того, что в универсам завозили хорошие говяжьи туши. Негуманитарную бескостную, сверхглубокой заморозки, помощь 1964 года забоя(клянусь, я сам видел синие штампы на бледно-бурдовых мясных пластинах),а наше, нормальное российское мясо. Прочуявший об этом народ тут жевыстраивался в многорядную, извивающуюся по всему немаленькому залу,живую очередь и заранее начинал волноваться. Ну, прям в точности зрителиперед открытием занавеса. Они еще не догадывались о том, что вначинающемся уже спектакле одному из них даже предстоит исполнить однуиз главных ролей, ибо "номер с косточкой" относился к числу первыхроссийских массовых риалти-шоу. Между тем, Миша выходил к прилавку, за которым держал оборону вашпокорный слуга, и зорко осматривал очередь. Из числа покупателей онвыбирал тот самый главный объект, кому сегодня повезет стать звездой наближайшие полчаса. Кандидата Миша подбирал по приметам. Это должен былбыть обязательно мужчина, желательно в плаще, лет сорока-сорока пяти,без головного убора, ростом с Мишу, но в плечах – раз в пять поуже иобязательно в очках. Выбрав жертву, он вполголоса обращался ко мне: "Вон, видишь, дОцентстоит? (он всегда называл его именно так) Будет подходить – скажи".После чего удалялся к себе, на рубку. Это был сигнал к началу спектакля. С рубки мне выкатывали несколько тележек с готовым к продаже мясом и яначинал торговлю. А Миша, нарубив нужное количество говядины, выбиралсамый лакомый кусочек, килограмма на полтора, обязательно – с мозговойкосточкой по центру (отсюда и название спектакля) и вывешивал его насвоих, находившихся на рубке, весах с точностью ДО МИЛЛИГРАММА. Послечего кусок откладывался в сторону. Его час должен был пробить совсемскоро. Когда очередь "доцента" была уже, как тогда говорили "на подходе" и егоот заветного прилавка отделяло не более десяти человек, я давал знать обэтом Мише и он, выкатив очередную тележку с припрятанным в ней"сахарным" куском, вставал рядом со мной за прилавок. Официальная версия– для того, чтобы помочь "раскидать" очередь. И вот – первая встреча с жертвой, глаза в глаза. "Доцент" просит,естественно, завесить ему кусочек говядины. Миша выхватывает заветныйкусок и предъявляет его клиенту. - Пойдет? Подтверждения в данном случае даже не требовалось. Еще бы не пошло,конечно пойдет, такой кусок... Миша с размаху бросает его на весы,стрелка срывается с места и начинает метаться по шкале взад и вперед. Недожидаясь ее остановки, Миша кидает кусок на бумагу, мигом егооборачивает и кричит очкарику: - Кило четыреста пятьдесят, в кассу. Следующий! Ошарашенный очкарик несмело возражает: - Подождите, но ведь там стрелка еще не остановилась... - Кило четыреста пятьдесят, в кассу. Следующий! – Миша уже не смотрит на него, он обращается к очереди. - Но там стрелка не остановилась, откуда вы знаете, что кило четыреста пятьдесят? – не унимается покупатель. - Товарищ, - устало поворачивается к нему Миша, - я вам сказал, - кило четыреста пятьдесят, пробивайте. - Но постойте, там же стрелка не остановилась. Перевесьте мне, пожалуйста. Миша начинает закипать. - Какая вам стрелка? Я вам без стрелки скажу, сколько этот кусок весит. Я здесь уже двадцать лет работаю, мне весы вообще не нужны. Кило четыреста пятьдесят, будете пробивать? - Буду, - начинает смелеть покупатель, - только вы сначала перевесьте. Я хочу посмотреть, сколько точно весит мясо. Смелеет он потому, что чувствует поддержку всей очереди. Все прекраснознают, что продавцы в магазине народ обвешивают (я тоже этим немножкобаловался, чего греха таить. Но в пределах 20-30 грамм, не больше). Итакое поведение, сопровождаемое нежеланием перевеса, явно указывало накрупный обман. Жаждавший зрелища народ вступался за своего, плоть отплоти, очкарика: - Нет, вы перевесьте, пожалуйста, там не видно ничего было. - Да вы что хотите сказать, - обращался уже ко всей очереди Миша, - что я вру? Вы мне не верите? А на каком основании? - Перевесьте, пожалуйста, - не унимался "доцент", - иначе я позову заведующего. - Да зови, - переходил уже на "ты" Миша, - угрожает мне он еще, дерьма-то... Зови! - А вы мне не хамите. - Это я хамлю? Это ты тут хамишь. Вы хамите. Вы меня вором называете. Я тут уже 20 лет за прилавком и никто еще... Заведующего он позовет... Зови. - Вы будете перевешивать? - Нет. Кило четыреста пятьдесят. Ничего не буду перевешивать. Пробивайте, а там на контрольных весах все чего хотите перевешивайте. Но нашего покупателя так просто не обманешь. Он знает, что пока он будетстоять в очереди в кассу, пока пробьет, пока вернется, заветный кусокпропадет и обман будет скрыт. А поэтому добиться перевеса нужно именносейчас. И, поддерживаемый толпой очкарик продолжает свое наступление: - Я не отойду отсюда до тех пор, пока вы не извинитесь передо мной и не перевесите мясо! - Я? Извинюсь? За то, что ты меня жуликом обозвал? - Я вас не называл... - Да я за такое, не то, что извинюсь, да меня так... Перевешивать... Не буду ничего. Или берешь, или уходишь и больше тут не появляешься. Скандал разгорался вовсе не шуточный. Миша в одиночку, весь красный,противостоял грозной очереди, безусловно разделявшей позицию очкарика.Движение самой очереди останавливалось, все ждали развязки драмы. Мишастоял отвернувшись, сложив руки на груди и всем своим видом показывая,что ничего он перевешивать не будет и не собирается. Больше всего он вэтот момент напоминал лермонтовского Печорина, презрительноотвернувшегося от Грушницкого в ожидании выстрела соперника. Дальше следовала кульминация. В лице заведующей отделом. Или ее все-такивызывал кто-то из очереди, или она сама выходила на шум, тут сказатьничего нельзя, однако появлялась она всегда как нельзя вовремя. - Миша, что у тебя тут происходит? - обращалась она наполовину к мяснику, наполовину к очереди. Миша резко оборачивался и тыча пальцем в "доцента", разражался гневнойтирадой по поводу того, что он – отличник советской торговли, 20 лет заприлавком, ни одного выговора, а его тут жуликом называют. Да ему, Мише,эти лишние граммы не нужны, он зарплату получает, он их этому очкарикузнаете куда засунет, он на него в суд подаст за клевету и заоскорбление, он... У него дочь скоро замуж выходит, а его тутоскорбляют... В это время очередь, общими усилиями излагала свою версию развитиясобытий. С ее, очереди, точки зрения, мясник совершил явный обвес,признаваться в этом не желает, а, напротив, хамит и вообще, зажрался усебя там, вон ряху какую отъел... - Миша, ну перевесь ты, - обращалась уже строго к Мише заведующая. - Не буду, - снова отворачиваясь запирался тот. - Я без весов вам все скажу, до грамма. Я 20 лет за прилавком. Кило четыреста пятьдесят. Хотите – перевешивайте. А я пишу заявление об уходе, если мне не доверяют. - Миша, мы все тебе доверяем, но желание покупателя для нас закон. Вот это ваш кусок, - это уже к покупателю. - Да. Заведующая аккуратно клала кусок на весы. Стрелка, встрепенувшись,прыгала вправо и, немного пометавшись, успокаивалась на отметке 1 кг 450 г. Ровно. Финиш. Оставшуюся очередь Миша уже смело крыл в два, в три, даже вчетыре раза, и никто не возражал. Ибо такова убеждающая сила настоящегоискусства. (c) bonif.livejournal.com/