Часто можно встретить утверждение борцов со всем советским — «Нацистский меч ковался в СССР!». Конечно же это даже близко не так, СССР получил от сотрудничества намного больше чем Германия. Но как так вышло, что мы помогали немцам?

Что происходило до начала Второй мировой с военными отношениями СССР и Германии?

Тайные объекты и запрещённые работы

Начало 20-х годов было очень грустным — что для военных Германии, что для военных Советской России. Обе страны стали изгоями и резко сокращали армии.
У немцев ограничение не было добровольным. Унизительный Версальский мир задал верхнюю планку в 100 тысяч человек, из них офицеров — всего четыре тысячи. Армия — контрактная, солдат должен отслужить 12 лет. Так что накопить мобилизационный резерв тоже было невозможно.

Раз нельзя было взять количеством, немцы старались брать качеством.

Источник:

Уже в 20-е годы немецкая армия старательно отрабатывала многое из того, что стало кирпичиками блицкрига в 1939–1941 годах. Проблема была в том, что рейхсвер — как называлась эта армия — лишили почти всего тяжёлого и наиболее эффективного вооружения. Под полный запрет попали авиация, танки и боевая химия.
Артиллерию ограничили дивизионными гаубицами калибра 105 мм. Что особенно обидно, именно запрещённые образцы показали себя наиболее эффективными в только что закончившейся мировой войне, пока ещё не получившей первый номер.

В настроении командиров (офицеров в Советской России официально не было) почти не ощущалось полынного привкуса проигранной Первой мировой — из Гражданской Красная армия вышла победительницей. Но при этом у неё не было столь богатого опыта войны с широким использованием техники, что был у немцев. Кроме того, отечественная оборонная промышленность сильно отставала как раз в тех областях, что запретили развивать немцам. Положение дел само толкало к совместной работе.
В силу действия Версальского договора сотрудничество по танкам, химии и, частично, по авиации, оставалось тайным.

На территории СССР в середине 20-х годов появились тайные объекты, на которых немцы могли вести запрещённые работы. В Казани организовали танковую школу. В Липецке — авиационную. Под Саратовом — химический полигон «Томка». Вопреки мифам о том, что Гудериана советские специалисты учили в казанской школе, а Геринга — в липецкой, преподавали там немецкие офицеры.Увы, надо признать: нашим командирам попросту нечему было учить немцев. Геринг в Липецке вообще не бывал. Он и в рейхсвере тогда не состоял, ибо был занят избеганием встречи с немецким правосудием за участие в «Пивном путче», а затем — партийными и государственными делами. Зато Гудериан в Казани был. Правда, не как слушатель и даже не как преподаватель, а с короткой инспекцией. Зато весьма колоритная личность Хуго Шперле, тоже будущий генерал-фельдмаршал люфтваффе, прошёл курс подготовки в Липецке.
В целом объём подготовки авиаторов непосредственно в Липецке составил 120 лётчиков и 100 наблюдателей. Кроме того, немцы испытывали и новую технику, что в самой Германии делать было затруднительно.

«Бодрая и энергичная личность»

Источник:

Но СССР не был единственной площадкой для испытаний, да и в Германии всё же удавалось проводить часть работ. В результате советские специалисты периодически жаловались, что немцы привозят устаревшую технику. Впрочем, и это был хлеб. СССР тоже готовил своих лётчиков в Липецке, хотя, конечно, для них это не было так важно, как для немцев.
Тем более, что советская авиация в 1930 году оценивалась весьма высоко приезжавшим в СССР в качестве военного атташе полковником Хальмом. Тот посещал различные части, Авиационную академию, наблюдал парады и остался доволен увиденным, предсказывая большую будущность советской авиации.

Интересны и другие высказывания Хальма. Советского красноармейца он оценивал вполне в русле традиционных определений русского солдата: «Производит очень хорошее впечатление. Можно видеть только мускулистые, нетяжёлые, хорошо сложенные фигуры. Русское командование, если только народ не будет испорчен какими-либо особыми обстоятельствами, будет иметь долгое время хороший человеческий материал». Отмечал он и кое-что новое в сравнении с периодом царской армии: «Красноармеец сделался более умственно развитым, выказывает бо?льшие способности; выступает уверенно и сознательно». Правда, он отмечал, что дисциплина ещё не на достаточной высоте.
По уровню общего развития среди виденных им красноармейцев ниже всего Хальм оценивал немцев Поволжья.
Специального упоминания удостоились успехи в борьбе с неграмотностью: «Во время занятий можно было отметить вполне удовлетворительную умственную подвижность, способность понимания, стремление чему-нибудь научиться и большей частью поражающую способность правильно излагать свои мысли».
Также Хальм посетил Академию имени Фрунзе. Примечательно, что Академии «досталось» от него ровно за те же вещи, которые критиковались ещё при царском режиме: склонность к теории в ущерб практике, схематичность, оторванность от реальности самих преподавателей. Иногда попадается мнение, что он выделял среди преподавателей Р. П. Эйдемана, А. А. Свечина, А. И. Верховского, И. И. Вацетиса и Ф. Ф. Новицкого. Информация эта пришла из известной книги Горлова, но сам Хальм говорил только об «известных личностях». Лишь Новицкого он охарактеризовал как «известного писателя по вопросам», а Эйдеман удостоился явно положительной характеристики: «очень бодрая, откровенная и энергичная личность».