Черная береза, 1977

Проклятые фашисты, уничтожая деревню и расстреливая мирных жителей, снимали с них перед казнью одежду и белье. Есть среди несчастных и красивые женщины (Ирина Алферова), смотреть на наготу которых и хочется, и стыдно. Вся сцена из серии «не придерешься». Какому бы цензору пришло в голову вырезать эпизод, обличающий зверства фашизма? Видимо, наивные блюстители нравственности предполагали, что такой чудовищный антураж убивает любую искру сексуальности (о садомазохизме в те годы что-то знали только психиатры, и то очень немного). Чтобы дождаться этой тревожной сцены, зрителям приходилось высиживать две, идущие подряд, серии. И напрасно. Свой эротический подвиг Алферова повторила неоднократно, правда, несколькими годами позже (см. «Ночные забавы» и «Кровь за кровь»).

Родня, 1981

Сбежавшая из деревни в большой город женщина хорошо устроилась, но плохо сохранилась. В качестве наглядной демонстрации вредного воздействия мегаполиса Михалков беспощадно обдирает с нашего и без того несчастного гражданина все: одежду, косметику, душу. Одна из немногих эротических сцен, смотреть (и уж тем более пересматривать) которую без улыбки нельзя. «Гена. – Какой такой Гена? – Крокодил!!» Голые мужские задницы у нас всегда считались поводом (а зачастую и эталоном) для веселья. Но чтобы смеяться над принимающей душ голой женщиной (актриса Крючкова)?!!

Человек-амфибия, 1961

Чтобы спасти опустившуюся на морское дно красавицу (Анастасия Вертинская), сексапильный русал и будущий прототип Витаса (Коренев) ныряет в пучину и медленно,чтобы зритель успел разглядеть все детали, поднимает тело Гутиэре (которая, вместо того чтобы булькать и вырываться, безмолвно плывет, мечтательно полуоткрыв напомаженные губки). От этой сцены замирало дыхание у зрителей обоих полов: у женщин – от страстного желания оказаться в заботливых руках такого фантастического, бархатноглазого спасителя в элегантной серебристой чешуе, у нас – от того, что обе груди стопроцентно просвечивают сквозь мокрую тряпочку.

Земля, 1930

После убийства деревенского комсомольца, написавшего разоблачительную заметку про кулаков, его жена (Елена Максимова) в истерике носится по хате, демонстрируя время от времени сотрясаемое гневом дородное женское тело. Режиссер Довженко, которого жители Яресек (место, где снималось кино) уговаривали остаться у них председателем, убеждал общественность, что снимал все как есть, не прячась за буржуазными намеками. «Товарищи, вдохновенно твердил он, – дед – это символ деда, Василь – это символ Василя, а яблоки – символ яблок». Не остается сомнений, что мелькающая голая грудь – это всего лишь символ голой груди.

Формула любви, 1984

Идеалистически настроенный юноша заказывает заезжему чародею «материализацию чувственных идей», т.е. превращение мраморной статуи в живую женщину. Однако путешествующая в компании афериста барышня Машенька путает молодцу планы и бесцеремонно заваливается в его сексуальные фантазии. Если не вовремя моргнуть, то самой откровенной сцены фильма можно запросто не заметить: нагую Елену Валюшкину Захаров пустил гулять в густом непричесанном лесу, из-под листвы которого почти ничего не видать. Зато на стоп-кадре все видно отлично-убедись сам.

Невероятные приключения итальянцев в России, 1973