Не играть на проезжей части.
Наша улица спускалась с горы в долину, к речке, и не играть на ней было невозможно. Весной по ней бежали веселые ручьи, приглашая пускать кораблики из спичек или найденного - редкая удача! - пенопласта. Первые заморозки покрывали лужи корочкой льда, и было "нельзя просто взять и не разбить" этот лёд, а потом померить глубину лужи. А во время летних ливней не было большего удовольствия, чем бороздить в сланцах или босиком бурные потоки, несущиеся с горы вниз.
А что машины? Можно было пробежать за своим корабликом пару кварталов и ни разу не шарахнуться в сторону - вот такой напряженный трафик был в рабочие дни, а в выходные и такого не было.
Не есть неразогретое.
В идеальном родительском мире ребенок выкладывал котлету на сковородку (микроволновок не было), разогревал с двух сторон, перекладывал на тарелку, а потом мыл посуду (посудомоек не было), отскребывая от сковородки пригоревшее (и тефлона тоже не было). Бурная дворовая жизнь вносила свои коррективы.
Дождавшись, пока тебя вышибут из игры, взлететь на свой этаж. Стряхнуть один сандалик и допрыгать до кухни, экономя на разувании драгоценное время. Отпилить кусок хлеба, вытащить котлету из холодильника и смастерить самый вкусный в мире бутик. Теперь быстро хлебнуть воды из-под крана и скакать обратно в коридор, припадая на разутую ногу. Натянуть сандалик, сминая пятку - потом разберемся - и лететь через ступеньку вниз по лестнице, жуя на ходу бутерброд и надеясь, что следующую игру не начали без тебя!
Не подходить к цыганам.
"Цыгане шумною толпой..." - любил читать мне дедушка в нежном детсадовском возрасте, и цыганская романтика - шатры, кони, яркие юбки и веселые песни - манила меня, не взирая на страшилки про украденных детей. Наоборот, когда табор прибывал в город и цыганки с замызганными детьми начинали крутиться у нашего гастронома, мы с наиболее отчаянными подружками терлись поблизости, надеясь, что нас заметят, украдут, украсят монисто и научат красиво танцевать, как в песне "у цыганки со старой колодой хоть один, да найдется клиент".
То ли милиции тогда боялись, то ли цыгане не разглядели заложенный в нас танцевальный потенциал и любовь к кочевому образу жизни, но мы так и остались неукраденными, a с возрастом и появлением мозгов тяга к романтике поутихла, оставив только "благородные врут короли" в наших тетрадках-песенниках.
Не выкидывать хлеб.
"Хлеб всему голова" - висело в каждой столовой, и там же стояли баки с остатками еды и надкусанными выкинутыми кусками хлеба, сводя на нет всю агитацию. Но еще была жива прабабушка, пережившая три голода, еще не умер дед с рассказами о своем беспризорном детстве, да и родители еще помнили послевоенное несытое детство - и выбрасывать хлеб в нашей семье (как и у многих других) считалось кощунством.
Черствый хлеб - это значит, что будут вкуснющие жаренные на масле кусочки оставшегося белого. Это значит, что можно зазвать подружку в гости и из ломтиков батона вместе сварганить угощение - гренки с яйцом, сахаром и корицей. Это значит, что отец натрет черный хлеб солью и чесноком, порежет на маленькие кубики и высушит в печке, и можно будет долго таскать готовые сухарики из тканевого мешочка или сыпать горстями в суп, опережая современную моду на крутоны. Как вернуть этот уют кухонных посиделок с батей за готовкой сухариков, как вернуть эту радость от простейших блюд из черствого хлеба, батю как вернуть...
Не гулять в школьной форме.
По детским советским фильмам и книжкам может сложиться впечатление, что форму снимали только на время каникул, а галстук - только в сценах массового купания в пионерском лагере. Однако строгое правило гласило: пришёл из школы - переоденься! Форма была одна, на весь год, шесть дней в неделю, и активной дворовой жизни просто бы не перенесла. Не знаю, как у мальчиков, но у девочек форма была страшно неудобной. Мрачноватое, редко кому идущее сочетание черного и коричневого, вечно спадающие лямки фартука, белые воротнички и манжеты, которые нужно было два раза в неделю отпарывать, отстирывать от следов ручки и пришивать обратно; в тёплые деньки - невыносимо жарко, зимой - холодно; в сентябре - на вырост, с мешающимися длинными рукавами, в мае - ужасно мала, еле прикрывает попу и жмет в подмышках; а еще алый галстук и капроновые бантики для косичек требовали глажки каждый день – но!
Но все эти неудобства меркли перед необходимостью переодеваться, и часто мы так и таскались в школьной форме до заветного часа "ой, скоро родаки придут!" И какая была радость, когда приходили каникулы! Прямо с утра можно надеть любимый сарафанчик, вплести в косички яркие ленточки и отправиться на речку или натянуть байковые треники и связанный мамой свитер и пойти в лес на лыжах, не заботясь о дурацком фартуке и непоглаженном галстуке. Было ли что-то хорошее в той форме? Конечно же, чем ближе к последнему звонку, тем сильнее мы осознавали силу коротких юбочек, белых гольфиков и девчачьих хвостиков с бантиками, учились этой силой пользоваться и даже злоупотреблять – и где-то здесь закончилось наше детство.